Прощальное письмо без адреса

Конкурс «Ступень к успеху — 2005». Победитель номинации

Тихий весенний вечер растворялся в воздухе, капризно гаснул. Клочки белой бумаги печально кружились и беспомощно падали на землю. Когда-то они были единым целым, важным и заметным настоящим, а теперь стали никому не нужной мозаикой перепутанных букв.
Я стояла на балконе и смотрела вниз на кружение хлопьев бумажного снега. Вместе с ними вниз обрушивалась я сама, та я, которой пришло время умереть и быть забытой. Они были моими воспоминаниями, самым дорогим, что имеет человек, потому что никто и никогда не сможет их отобрать или изменить. В них были тени на песке, сливочное мороженое, неповоротливо-доверчивый щенок, старая липа, велосипед, прохладно-солнечное утро первого сентября, асфальтовые дрожки, желтые листья, смешная, по-детски пугливая первая любовь.
Однажды в субботу мое детство ушло умирать. Оно было большим старым слоном, который сам почувствовал, что его время вышло. Умные молчаливые глаза наполнились слезами преданности, смотрели грустно — понимающе. Оно не уйдет, не исчезнет, оно останется здесь, рядом, только я никогда его больше не увижу, и оно не заметит меня, пройдет мимо, задумчиво улыбаясь чему-то под ногами.
Все мы, все до единого, приходим в этот мир чистыми, ослепительно-яркими, снежными. Ни один взрослый не может полюбить так, как ребенок. Малыш доверчиво протянет свою крошечную ручку ладошкой вверх, улыбнется, не требуя ничего взамен и не предполагая, что кто-то в этом мире на его доверчивость и такую чистую ласку может ответить болью и обманом. Существо, еще не испытавшее боль на себе, никогда не причинит его другому. Боль делает нас взрослыми, одинокими, хитрыми и злыми. Взрослый ничего и никогда не сделает просто так, не зная причин и последствий, не рассчитав плюсы и минусы. И тот, кто умеет все это первоклассно делать, будет практичным, успешным и уважаемым, а кто нет – недоумком и неудачником. Любовь ребенка, как вера искренне религиозного человека, не требует доказательств. Холодные размышления, жестокий анализ убивают любое чувство, пытаясь найти его причины, уничтожают этим всю его прелесть и первозданность. Препарируя любовь под микроскопом, любопытный исследователь обнаружит лишь самую заурядную химическую реакцию.
Помните, когда-то, наверное, очень давно нам нечего было скрывать. Помните, нам не нужно было опускать глаза, подозревать, прятаться от друзей, знакомых и родителей, говорить шепотом, у нас не было мыслей, за которые страшно и стыдно, внутри не было черного, постепенно расползающегося пятнышка. А сейчас….
Взрослые не умеют плакать, их слезы не дают легкости, они не успокаивают и не смиряют, взрослые плачут каплями соленой кислоты эгоизма и зависти. Ребенок плачет от боли, которую чувствует, все равно, его она или чужая, он плачет оттого, что кому-то плохо и не понимает почему, взрослые плачут лишь от обиды, от злости и бессилия, судорожно сжимая пальцы и задыхаясь от острой жалости к самим себе
С каждым днем, прожитым на этом свете, мы все больше уходим в себя, погружаемся, прячемся, тонем. Обычно открытыми остаются лишь глаза. Они выдают человека, напоминают о том, что все мы когда-то были детьми с настежь распахнутыми душами.
Тогда глаза были яркими, отражали безмятежную радость или слезы, вызванные скорее удивлением, чем болью. Глаза, как часто люди заглядывают в них. В зеленых, карих, стальных или в небесно-синих мы ищем недосказанные мысли, чувства, искорки злобы или слезы отчаяния. Все труднее найти в них хотя бы что-то, слишком много там передуманного, перечувствованного и непонятого.
Мир, величественный, стрекочущий, полный загадок, огромных деревьев, лифтов, ступеней, птиц, до которого так сладостно и трудно дотянуться, становится в один миг до ужаса знакомым, обшарпанным и обыденным. В детстве мы создаем его, рисуем, выдумываем, мечтаем, а потом вдруг оказывается, что все наши усилия были ничтожными, все мечты — бесполезными и до боли пустыми глупостями.
Все годы своей зрелости, старости люди кропотливо и до сумасшествия упорно разрушают иллюзию, созданную в детстве, ища в пепле, обломках и пыли истину, которой никогда не было и не будет. Оттого, что вы выломаете дверь, за которой, как вам кажется, прячется чудо, и обнаружите лишь серую обыденность, вам не станет легче, лучше, вы не насладитесь чувством лопнувшей тайны, а лишь больше погрузитесь в теплое болото разочарования и бессмысленности.
В тот самый день, когда оно решило меня покинуть, я написала первое в жизни прощальное письмо, письмо без адреса, написанное серебряным бликам на воде, крошкам хлеба, брошенным воробьям, старой песочнице, первым снежинкам, слезам и смеху.
Я научилась летать. Воздух обжигает щеки, путается в волосах. Ко мне прибыл мой новый наставник. Он до усталости обаятелен, туманно нежен и огненно красив, неутомимо молод. Знаю, что долго он около меня не пробудет, однажды ночью исчезнет, даже не попрощавшись, брезгливо поправив белоснежный манжет своей рубашки. И я доверчиво протягиваю ему руку, утонув в зеленом мерцании его летних глаз, мгновенно влюбившись в его солнечную, наивную улыбку, за которой неминуемо прячутся остренькие и жестокие зубки. Так, по обыкновению, налегке ко мне явилась юность.
Я парила, переворачивалась, смеялась, кричала и лишь изредка смотрела вниз, на жестокую и темную землю, на которую мне когда-нибудь непременно придется обрушиться.

Екатерина Базанова, 17 лет