Эхо играет с нами

Конкурс «Ступень к успеху — 2005». Лауреат третей степени.

Он часто просыпается по ночам, грубит, повышать голос, испытывает неприязнь к «лицам кавказской национальности», не любит говорить о прошлом, даже летом не снимает майку, чтобы никто не увидел шрам под сердцем. Много пьёт. У него каменный взгляд. Его уважают парни и боятся девчонки. В свои 20 лет он старик, разочаровавшийся в жизни. Он прошёл Чечню…
— А-а-а-а-а! Повесился! Сын повесился! А-а-а-а-а! Горе мне! Сын! Повесился! — Антонина вопила на всё село. – Сын! Единственный! Кормилец! Кровиночка моя!
В палисаднике, среди весенних цветов на коленях возле забора стоял Вася, молодой красавец: статный, высокий. От Васиной шеи к штакетнику тянулся ремень (широкий, с массивной пряжкой, военный, с которым парень вернулся из Чечни). У него осталась молодая жена, шестимесячная дочка, старая мать.
В армию его забрали сразу после выпускного, без всякой «учебки» откомандировали в Чечню. Там «школа жизни» оказалась серьезней. Его, подростка по сути, никто не жалел. Дали в руки «калаш», объяснили, как его собирать-разбирать, как нужно целиться. Как он жалел, что «сачковал» на уроках ОБЖ! Сдружился с Сашей, таким же неоперившимся юнцом, брошенным пекло. Солдатские будни делили на двоих. Во время штурма Грозного Сашу убили на глазах Васи. Шли на расстоянии двух метров друг от друга. Саша первый. Взрыв… Вчера ещё живой и весёлый, Саша лежит бездыханный в грязи, у него нет будущего.
Вася живым вернулся с войны, но травма осталась в его сердце. Он ничего не забыл.
— А-а-а-а-а! Сынок! За что? За что?
Славка служил недалеко от дома, в Таганроге, в хозяйственной части. Вернулся с благодарностями от командира, со значками отличия. Родители радостно говорили: «Слава Богу! Цел! Невредим! В Чечне не был. Пронесло. Бог миловал». По обычаю устроили встречу – пригласили друзей и родственников. Вечером молодёжь отправилась на дискотеку. Славка не пил, решил в этот праздничный день прийти домой трезвым, порадовать родителей. Шёл по тёмной сельской улице, на часах было около 23, до дома оставалось немного. Вдруг его кто-то ударил сзади по голове тяжёлым предметом. Славка упал, потеряв сознание.
Очнулся в травматологии через несколько дней. Контузия, черепно-мозговая травма, кровоизлияние. Кто его? За что? Кто так подло, напав сзади, «вывел из строя» крепкого, здорового парня?
Следователь выяснил: два молодых человека только что из Армии. Из Чечни. Объяснить они ничего не смогли. Переклинило, просили простить, понять…
Всё это называют «чеченским синдромом». Труднообъяснимое поведение тех, кто видел звёзды на груди друзей, вырезанные боевиками, кто хоронил пацанов, не глядя на обезображенные лица и тела, доставлял «Груз-200», разгружал вагоны-рефрижераторы, вытаскивал трупы из-под развалин домов, неделями преследовал бандитские группировки…Целое поколение искалеченных с нарушенной психикой парней. Какими будут их дети? Будут ли? А если будут, не станут ли жертвами той же войны, что и их отцы?
Женя вернулся домой здоровым, его часть не посылали в Чечню. Старший сын в семье, симпатичный, умный, смелый, ответственный. Почти идеальный. Отец его умер давно. Мать жила тем, что продавала молоко, для этого держала трёх коров, очень уставала, денег на корм животным не хватало. Работы в родном селе Женя не нашёл. У него была девушка, он собирался жениться, а на зарплату колхозника семейное счастье молодой семье составить невозможно. Женя принял страшное решение: «Пойду служить в Чечню по контракту. Денег заработаю. Женюсь, матери помогу, сестре. Меня в армии научили воевать». Мать плакала, невеста умоляла остаться, обещала, что и без большого праздника обойдётся их свадьба, что и без этих денег они смогут жить. Но Женя твёрдо решил.
Полгода о нём ничего не было слышно. И вот однажды по Первому каналу показали наших солдат после удачно проведённой операции. На танке сидел и весело улыбался Женя. Он махал в камеру и передавал привет всем родным и знакомым, говорил, что скоро вернётся.… Все в селе видели эти кадры, все узнали Женю, все приходили к матери и говорили о том, что Женя жив и здоров. Все были рады и счастливы, как за своего собственного сына. А через несколько дней матери пришла похоронка… Погиб.… Через пару часов после съёмки…
Плакали все вместе, вместе хоронили. Почётный караул школьников, общая минута молчания. Женя – герой. Несколько дней назад улыбался с экранов телевизоров, а сегодня лежит в гробу. Мать сошла с ума. На похоронах начала говорить о том, что люди не должны расстраиваться, что Женя переродится, что умерло только его тело…
У войны много сторон, её эхо многоголосо: надломленные жизни родственников погибших; брошенные на произвол судьбы беженцы; ненависть русских к чеченцам; теракты в городах России; страх в сердце…
Серёжа любил повторять: «Все мужчины в нашей семье прошли войну: дед — Великую Отечественную, отец – афганскую, а я – чеченскую. Боюсь, что и моему сыну хватит. За какой же мы мир воюем, если его всё нет?».
Трудно судить о том, что же всё-таки происходит в Чечне, сидя у себя дома перед экраном. Но точно знаем то, что происходило с нашими родными и знакомыми. Я не знаю, почему необученного военному делу Васю отправили в эпицентр боевых действий; почему у парней меняется психика, да что скрывать, парни сходят с ума; почему идут служить по контракту, но не получают желаемых денег; почему пострадавшее мирное население нищенствует и побирается; почему вагоны-рефрижераторы с телами погибших солдат стоят забытые на вокзале; почему мимо постов ГАИ проезжают транспортные средства с оружием и боевиками; почему воруют людей, делая их рабами; почему мы не можем спокойно спать, смотреть спектакли, отдыхать, делать покупки на рынке, ездить в метро, ходить в школу? Почему мы должны бояться жить? Бояться каждую минуту вне зависимости от того, где мы находимся?
Моей знакомой мама не разрешает бывать в людных местах, вечерами встречает её у метро, часто звонит на мобильный. Знакомой такая опека надоела. Она юна и не понимает, что мать, потеряв старшую дочь, погибшую во время одного из терактов и сына, убитого на войне, боится за своего последнего ребёнка; не понимает, что, рискуя своей жизнью, которую она не очень ценит, она рискует всей многострадальной жизнью матери.
Отголоски войны повсюду. Я точно знаю, что война – противоестественное для жизни явление; что эхо вызывается источником, оно слышнее в горах, и оно не повторяет длинные слова, меняя смысл (не верю – верю-верю; войны не будет – будет-будет; мы выстоять не сможем – можем-можем). Эхо играет с нами, а мы ему верим. Мы видим войну через стеклянную вазу с водой. Дай Бог, чтобы наши дети и внуки не слышали горького эха, не держали в руках оружия, не видели войны, чтобы слова такого не было…

Потёмкина Ольга Владимировна, 17 лет